Она стояла у острых скал, боясь не пораниться, а устать, оттуда глядела улыбка в лицо, он говорил и казался юнцом. Под водой голубой и пестрящейся пеной не видны ей морщины и вздутые вены. он как будто застыл в обезличенной маске, твердо знающий, как сделал грим белой краской. Оторванный от бескрайности дня и чистый, как эйр у вершины огня, он будто бы был, будто существовал, но лишь в глубине, посреди острых скал. Туда пришлось ей идти весь день, окрашивать алым десятки ступень. А он не глядел, он не видел глаз, он лишь продолжал свой страшный рассказ. Куда села чайка, там нет ее впредь, волна унесла и не стала жалеть. Он знает то все, что положено знать, но лишь для него. Ей не стоит искать тот смысл, что видела в гриме, а жаль. Ему не с кем делить этот страх и печаль.
00
Loading
